В среде гуманитариев совершенно запутан вопрос, что есть «генетиче-ская память народа», что есть «матричный код цивилизации» и тому по-добное. Путаница царит и у политологов относительно наследования че-ловеком добра и зла. Все вопросы такого рода в конечном счете сводятся к одной общей проблеме: можно ли сделать надежным нравственное вос-питание всех людей без исключения и включить его в нашу «генетику», в инстинкты представителей всех цивилизаций Земли?

Кто-то считает: зло заложено в материальных генах человека, то есть в его ДНК - будем использовать искусственный отбор, и все люди станут «добрыми» - в полном согласии с идеологией фашизма, получившей посыл от евгеники. А еще существует мнение, что есть «гены рабства» у недочеловеков и «гены свободолюбия» западного человека.

Но ведь и классическая генетика построена на том, что все главные качества особи, равно как и все главные качества вида, заложены в материальных генах, то есть в ДНК живых организмов. Соответственно, если люди научатся из-влекать у новорожденных «гены зла», если люди научатся клонировать гениев, то наступит на Земле искомое счастье? Это бред, это мысли торже-ствующего невежества.

Сегодня имеется множество научных данных о том, что необходимо делать для развития нравственного начала человека и человечества. Эти данные касаются только изменения полевой (внематериальной) составляющей человека. Об этом должен быть отдельный разговор, а сейчас просто обратим внимание на то, что генетический код - это способ шифровки генетической информации, это единая система записи наслед-ственной информации в молекулах нуклеиновых кислот. Последователь-ность нуклеотидных оснований в ДНК определяет последо-вательность аминокислотных элементов в белках. И все! Никаких генов добра и зла в ДНК человека не записано и записано быть не может, ибо эти записи определяют только первичную структуру белков!

Добавим к сказанному, что структуры генома человека и шимпанзе весьма близки. А еще полезно знать, что количество единиц информации, которая зашифрована в геноме человека, равна 10 9 , а для того, чтобы сформировалась личность человека, необходима информация, равная 10 1000 единиц, потенциал же возможностей человеческого мозга оценивается как 10 11000000000 . Напомним, что количество атомов во всей видимой Вселенной приблизительно равно 10 80 .

Однако всем известно, что качества психики людей наследуются и что «яблочко от яблоньки недалеко падает», а «от свиней бобры не родятся». И большинство убеждено, что «зло - вечно» и что оно идет из темных и страшных глубин истории и уйдет неистребленное в отнюдь не светлое бу-дущее...

Вот один из ключевых вопросов для представителей всех гуманитарных наук: наследуются ли в родовой памяти силь-ные события, произошедшие с предками человека 50-200 и более лет тому назад? Сегодня наукой доказано, что наследуются, они насле-дуются без участия сознания, без напоминания об этом в традиции семьи. И, значит, уместен следующий вопрос: как это может происходить?

Мы помним - в генах (ДНК) содержится информация только о пер-вичной структуре белков, а каждый человек Земли имеет потенциал бес-конечного развития, но сегодня оно блокируется. Почему? Только из-за несовершенства окружающей детей социальной и природной среды. А как ее сделать совершенной? Об этом в настоящей работе будет рассказано с должными подробностями, но сначала необходимо разобраться с субъ-ектом, который мог бы решить эту проблему. Мы убеждены, что ею долж-ны заниматься главные политические силы страны, поскольку только они способны сформировать Власть развития - ту Власть, которая будет иметь возможности повернуть ресурсы общества на раскрытие нравственного, ин-теллектуального и духовного потенциала личности...

Возвращаясь же к механизмам наследования человеком памяти о «сильных» событиях, которые произошли с его предками 50-200 и бо-лее лет тому назад, повторим, что это наследование есть, и оно успешно изучается психологами. Эта информация содержится в коллективном бессознательном рода, она записана в его Книге жизни...

Сегодня можно твердо говорить, что существуют устойчивые кон-струкции бессознательного не только рода, семьи, но и этноса, нации и иных прочных общественных союзов. Действительно, существует ре-альность, которую можно назвать коллективным бессознательным, и она для людей имеет либо положительные, либо отрица-тельные составляющие. Понятно, что реальности коллективного бес-сознательного несопоставимо более устойчивы во времени, чем брен-ная жизнь человека.

Информация, которая содержится в коллективном бессознательном семьи-рода, этноса, нации и т. п., наносится неведомым науке «резцом» на полях жизни , которые есть достояние духовного (метафизического) мира...

Если информация, записанная в Книгу жизни рода, совершенна, то все, кто научился ее читать, также будут иметь достаточно гармоничную структуру личности. В этом случае психика каждого человека, идентифи-цирующего себя с этим конкретным родом, будет формироваться на уров-не инстинкта. Если же память рода покалечена, то потомство, которое на-ходится под влиянием дисгармоничных качеств родовой памяти, получит разрушительные проблемы. Судьбы всех членов родового союза находят-ся в прямой зависимости от качества информации, которая содержится в их бессознательной памяти. Церковь же призвана хранить, очищать и совершенствовать структуры надсознательной (безсознательной) памяти. Именно поэтому она и выполняет самую значимую работу на Земле.

Если все члены семьи-рода из поколения в поколение служат Идеальному, то их бессознательная память будет достаточно совершенна и, значит, их по-томки будут физически и психически здоровы.

А если из-за греховных действий представителей рода происходит повреждение родовой памяти семьи или повреждение памяти коллективного бессознательного больших сообществ людей, то это приведет к изменению естественных законов поведения людей, к изменению их инстинктов, их представлений о добре и зле, их представлений об целях и ценностях и т. п. Поврежденная ро-довая память может также вызвать различные соматические заболевания, которые проявят себя не от рождения че-ловека, но по достижению им определенного возраста...

Тема эта столь значима, что необходимы дополнительные пояснения. Известный психолог А.А.Шуценбергер разработала метод трансгенераци-онной психогенеалогической терапии. Технологии этого метода позволяют распутать узел семейных историй, выявить связи между поколениями и прервать те связи, которые разрушают судьбы членов семьи-рода во мно-гих поколениях.

Вот один из великого множества фактов, взятый из ее книги (Шутценбергер А.А. Синдром предков. М.: Издательство Института Психотерапии, 2001). Факт, который завязан на психогенетику инстинкта.

Во времена Великой французской революции семья крестьян из Са-войи прятала у себя священника. Когда террор революционной законно-сти закончился, священник вышел из укрытия. Спасшую его семью он от-благодарил следующими словами: «Да будет старший ребенок в каждом поколении вашим хранителем». С тех пор первенец каждого поколения умирал, и так продолжалось в течение семи поколений этого рода, то есть до второй половины ХХ века. А поскольку семья «ветвилась», то детей за это время погибло много. Они погибали по разным причинам - и от болез-ней, и от травм. И так бы продолжалось неопределенно долго, если бы не случайная встреча представительницы этого рода с психологом, которая занималась трансгенерационной психогенеалогической терапией. Психо-логом были найдены нужные слова - эти слова вылечили от смертельно-го недуга сразу двух детей, и далее патология первенцев в эту семью-род больше не возвращалась .

Одно важное обстоятельство этой истории следует отметить особо. Дело в том, что все члены этого рода практически совсем забыли о словах священника. И о том, что был когда-то такой эпизод, вспомнила с боль-шим трудом только одна женщина. Это означает, что внушение-энграмма, несущая мощный негативный заряд, вошла в бессознательную память рода буквально на уровне врожденного инстинкта. (Энграмма - это след от сильных событий, оставленный в бессознательной памяти человека или в бессознательной памяти его рода).

Массив фактов, которые завязаны на психогенетику инстинкта, то есть на формирование родовой памяти, прошел мимо общественного созна-ния. Это очень плохо. Дело в том, что мотивация как дурных, так и добрых дел людей так или иначе завязана на негативные и/или позитивные внушения-энграммы. Все значимые события, определяющие судьбы людей, связаны с наличием в их родовой памяти некого следа от событий про-шедших эпох.

И болезни, и травмы людей - это не просто случайность, но это со-бытия, которые, в первую очередь, диктуются внушениями, либо полу-ченными человеком в детстве, либо вошедшими в структуры его родовой памяти много поколений назад. И склонность человека к алкоголизму, и усвоение преступных наклонностей, и развитие злокачественных обстоя-тельств в собственной судьбе - это также следствие событий, происходя-щих под прямым влиянием энграмм (которые уместно назвать гипнограммами), вошедших в его родовую память...

Итак, если в семье не сформирована устойчиво-совершенная кон-струкция родовой памяти, то все ее члены во многих поколениях будут подвергаться разрушительному воздействию полевой информации, записанной в их Книге жизни.

Конечно, характеристики коллективного бессознательного этноса, страны, цивилизации не могут не влиять на судьбы каждого человека, вхо-дящего в этот союз. Следовательно, изменяя и совершенствуя эти характе-ристики, можно качественно улучшить и судьбу страны, и судьбу каждого из сочленов любого социального союза. Просто нужно хорошо знать, как это делается. Все ключи этого процесса находятся у православных священнослужителей...

Следует повторять и повторять, что природа человека изменяема, и ее улучшение - главное дело политологии, социологии, педагогики, психологии и, конечно же, нашей Церкви.

С.Е.Кургинян (Кургинян С.Е. Суть времени, в 4-х томах. М.: МОФ ЭТЦ, 2012) пишет: «Модерн утверждает: "Человек фундаментально зол и несовершенен. В нем всегда есть свинья, и количество этой свиньи - величина постоянная." Мы должны исходить из этого, как из данности.

И мы должны заставить это работать на прогресс, на благо, на развитие. Утопия усовершенствования человека - злая утопия (как говорил Влади-мир Путин, красивая, но вредная сказка). Человек зол. Исходя из этого, мы должны ставить его в рамки, при которых зло будет работать на благо. Пар, нагнетаемый в котле, может взорвать дом, но он же может привести в движение паровую машину. Мы должны использовать зло во благо - и мы обеспечим прогресс» .

Да, трудно отрицать, что в души множества людей встроилась и со-всем себя неплохо чувствует эта самая «свинья». Она может достаточно активно защищаться. Ее защита - это в том числе антирелигиозная про-паганда, поклонение «золотому тельцу» и другие виды сатанизма.

Но утверждения о вечности социального зла и о безнадежности борь-бы с ним только лишний раз подтверждают уход современной политоло-гии от своих главных функций, ибо ее первейшая обязанность - совер-шенствование системы Власти развития , которая должна заниматься строительством системы нравственного и интеллектуального воспитания человека...

Безбрежны моря литературы о сути добра и зла. Можно до бесконеч-ности размышлять на эти темы, и, в свою очередь, это будет однозначное зло, поскольку жизнь требует не только размышления, но и действия. Нас должна интересовать та теория, которая ориентирует на практику быстро-го и успешного строительства мира естественного, мира развития, безо-пасного для людей, стран, народов.

На наш взгляд, к самому простому принципу практического понима-ния проблемы добра и зла можно прийти опять-таки через выстраивание аналогий с биологическим миром. Они заключаются в оценке характера взаимодействия клеток в организме человека. Нужно обратить внима-ние на то, что они принадлежат к совсем различным органам и тканям, но вполне дружно живут в неком симбиотическом союзе. Действительно, за-чем, например, клеткам кишечника воевать друг с другом или, тем более, с клетками любого другого органа?

Однако в мирную жизнь гармоничного союза различных клеток мо-жет прийти зло. Вот оно и приходит в виде «молодежи», которая «не ува-жает» работающих, которая не соблюдает границ и, быстро размножаясь, уничтожает-замещает здоровые ткани организма. Это онкологический процесс, это - однозначное зло, разрушающее гармонию. Все онкологиче-ские клетки - это клетки недоразвитые, это «молодежь», которая попала в среду вырождения и не смогла пройти полный цикл развития, дифференцировки. Это «молодежь», которая не приспособлена к совместному труду на благо общего дела...

Все болезни человека происходят от недоразвития тех или иных функ-циональных систем организма. Недоразвитие стволовых клеток происхо-дит из-за разрушения-повреждения среды их развития, то есть из-за на-рушения работы «биошкол» организма.

Такого рода суждения, на наш взгляд, дают точное направление мысли о сущности социального зла. Главная причина, которая его порождает, - это повсеместное распространение персон, имеющих инфантильную, не-полноценно развитую, а то и просто уродливую психику.

Массовое недоразвитие и/или изуродованное пороками разви-тия состояние психики большинства представителей как народа, так и элит - безусловно первое социальное зло.

Аномальное развитие личности большинства людей делает глубокую социальную патологию нормой, а это не может не приводить к масштаб-ному разрушению Среды развития детей следующего поколения. Именно это обстоятельство и включает трагический сценарий в социальные про-цессы. Его крайне трудно затормозить, повернуть к счастливой развязке. Инфантилы не в состоянии иметь совершенные межличностные связи, и, значит, они не способны к продуктивному диалогу, что в свою очередь га-сит их творческое начало. Системы же, не способные к творческому про-цессу, природа элиминирует.

Таким образом, высшая социальная нравственность, то есть добро, - это когда общество делает максимальные усилия, направленные на раз-витие естественно-творческих качеств личности всех людей без исклю-чения.

Когда же полноценное становление психики детей блокируется по тем или иным причинам, происходит нарушение законов естественной соци-альной эволюции - в результате все больше и больше людей принимают глубокую общественную патологию за неизменяемую норму. Так возника-ет потеря жизнеспособности нации - она стареет и погибает.

Спиралевидная последовательность событий, которые приводят к забо-леванию общества, схематично может быть представлена следующим обра-зом. (1) Среда развития человека не соответствует его природе - в результате появляется множество инфантилов, психика которых повреждена; (2) часть этих персон становятся политиками или чиновниками, то есть они встраива-ются в структуры государственной власти - в результате ее работа становится неадекватной. Чиновник, лишенный творческого начала, всегда неадекватен. Понятно, что неадекватная власть является производной от состояния наро-да, который погружен в глубоко аномальную среду развития.

Множественные общественные проблемы становятся следствием действий невротиков и персон, которые росли в условиях социально-семейной, сенсорной, двигательной, интеллектуальной, креативной, трудовой, духовной, этической и эстетической депривации.

О депривации мы поговорим особо, здесь же, для нашей схемы отметим главное - это то что из-за действий неадекватных политиков и управленцев (3) эта среда для каждого следующего поколения детей будет все хуже и хуже и, значит, социальная патология станет быстро нарастать во времени. Дети, попадая в аномальную социальную среду, постоянно испытывают страх, и, более того, им всегда недодается то, что они обязательно должны получать в нормальном социуме, а это и есть депривация. Страх порождает невро-тиков, у которых не может полноценно развиваться психика, а депривация возникает как следствие действий этого самого невротика, что необрати-мо блокирует формирование личности. Эта ситуация замыкает порочный круг социального патогенеза.

Все живое адекватно среде развития . Следовательно, когда неадекватные люди, облеченные властью, созда-ют уродливую среду развития детей, то это не может не пресекать будущее страны. Особенность этого сценария состоит в том, что малое количество неадекватных персон, которые входят в структуры большой власти, полу-чают возможность калечить психику миллионов. Иначе говоря, когда госу-дарственная власть разрушает и/или не создает образа жизни достойного человека, а по сути лишает его полноценной среды становления психики, то тем самым решается ее судьба. Разрушение структур социального онтогене-за не может не привести к трагическому результату.

Выше мы говорили о работах психолога А.А.Шуценбергер, которая разработала метод трансгенрационной психогенеалогической терапии. Технологии этого метода позволяют распутать узел семейных исто-рий, выявить связи между поколениями и прервать те из них, которые раз-рушают судьбы членов семьи-рода во многих поколениях. Это значит, что проблема наследственного обретения человеком «инстинктов» зла может вполне успешно быть скорректированной. А противоположные утвержде-ния о «вечном наличии "свиньи" в человеке» однозначно неправомочны.

История России ХХ века глубоко трагична. А это, в том числе, зна-чит, что народ наш не мог не попасть под повсеместное влияние внуше-ний, которые повреждают бессознательные составляющие психики. То есть существует понятная причина, по которой коллективное бессозна-тельное нашего народа требует восстановления, приведения в норму. Эту наиглавнейшую проблему нашей страны необходимо понимать всем про-ектировщикам ее будущего. Однако эксперты и от образования, и от социологии, и от политики не только не знают этой проблемы, но и не понимают, что современная педагогика даже приблизительно не представляет, как к ней подступиться.

Ни официоз, ни общественное сознание сегодня не представляют спо-собы борьбы с массовым распространением социального зла. Между тем оно множится стремительно не только в нашей стране, но и во всем мире. И кто-то считает, что успехи экономики позволят нам решить проблемы нарастающего в геометрической прогрессии зла. Это не так, это утопия - оставим это все марксистам...

В нашей стране ни одна проблема не будет решаться до тех пор, пока не будет осознано, что главное - это понять механизмы формирования полноценной родовой памяти, или, другими словами, разобраться в меха-низмах формирования нравственных инстинктов человека.

То есть нам давно следует разобраться в технологиях, позволяющих делать совершенные записи на матрице, состоящей из морфопсихогенетических полей, тех самых метафизических духовных структур, которые являются страницами в Книге жизни каждого из нас и общества в целом. А для этого нужно помнить, что на ней записываются только события, про-исходящие в материальном мире, и если они скверные, то и записи в Книгу жизни будут скверные, а вот если будет проделана работа по гармониза-ции Среды развития человека и, в том числе, если будут делаться усилия по честно-справедливому разрешению множества конфликтов, происхо-дящих в физическом мире, то и записи в духовной Книге жизни неизменно будут достаточно гармоничными...

И еще. Нужно понимать, что так называемые врожденные таланты людей, то есть таланты к музыке, математике, живописи, поэзии и т. п., передаются не через ДНК, а через механизмы идентификации каждого человека со своим родом-племенем. В его родовой памяти сфокусирован духовный труд его предков - вот эти качества и наследуются. Эти качества зарабатываются предшественниками-предками талантливого человека и им усваиваются.

Персона, идентифицируя себя со своими родителями, со своим родом-племенем, вполне может получить полный набор его достижений. Однако он одновременно с высокой вероятностью получает и полный набор про-блем, присущих своим членам рода.

Специалисты вполне справедливо говорят: «Идентификация правит нами». Идентификация - это процесс бессознательный. И когда каждый сочлен высокоразвитой нации идентифицирует себя с ней, то он уже на уровне врожденного инстинкта получает великую культуру своей нации, но еще к нему приходит неизжитый негатив, встроенный в метафизиче-ский социальный организм.

Идентификация истинного христианина может быть ориентированна только на высшее божественное начало мира. Так вот, лишь после того как общество научится строить Среду развития детей, которая овеяна благодатью Божий, только тогда произойдет исполнение идеала народа нашего, только тогда начнется процесс Преображения России. Понятно, что этого сделать невозможно без православной Церкви.

Итак, личность всегда адекватна, но она может работать в обе сторо-ны: и как система соответствия человека своему высшему предназначе-нию, и как нечто его недостойное. Если внешняя среда вокруг растущего ребенка уродлива, то личность обязательно окажется покалеченной.

Для того чтобы научится беречь психику (душу) ребенка, необходимо понять способы ее защиты. Другими словами, общественное сознание может очень хорошо представлять весь набор безопасных способов освобожде-ния людей от разрушительного негатива, встроенного в их родовую па-мять. Человек и социум обязательно должны научиться защищать себя, не повреждая свои духовно-душевные структуры. Существует великое мно-жество представлений о защите материального мира, но эти представле-ния плохо увязаны с параллельными способами защиты мира духовного...

Суггестия, внушение, измененное состояние сознания, транс, гипноз - увы, это ключевые понятия, без которых невозможно сколько-нибудь се-рьезно разобраться в наиболее значимых социальных проблемах страны. Но боятся люди этих слов. Большинство чувствует, что за ними стоит угро-за. Правильно - за ними действительно стоит угроза зомбирования боль-шинства. А если технологии погружения в транс детей будут восприняты и тиражированы педагогикой, тогда наступит столь масштабная катастрофа, которой еще никогда не было и которую сегодня невозможно вообразить...

Любые телесные и душевные болезни - это прямое следствие обре-тенных человеком неврозов, а неврозы - это вошедшие в его психику не-гативные внушения-гипнограммы. Они могут быть приобретены в тече-ние жизни человека, а могут быть получены по механизму наследования родовой памяти.

Любые социальные болезни - это следствие обретения коллективным бессознательным глубинного повреждения, которое оказывает разруши-тельное влияние на действия большого количества людей.

Проявление «инстинкта зла» - это прямое следствие погружения че-ловека в трансовое состояние и внушения ему и его потомкам негативных программ, которые встраиваются в бессознательную память.

Итак, предположим, некий злодей, совершивший тяжкие преступления, был пойман, судим и казнен. Справедливость казалось бы восторжествовала, ибо зло наказано. Между тем, зло наказано, но матрица родовой памяти (!), на которой сформировалась психика данного преступника, осталась. Это значит, что на ее основании во многих поколениях будут воспроизводиться персоны, имеющие преступные наклонности. То есть матрица родовой памяти будет воспроизводить-приумножать социальное зло .

Собеседник А.Г.Дугина сказал: «Мы же победили фашизм».

«Откуда вы это знаете? Мы фашизм не победили», - ответил философ.

А.Г.Дугин прав: более 70 лет назад наша страна в военном столкновении победила те страны западной Европы, в которых доминировала фашистская идеология, но матрица фашизма осталась нетронутой. Сегодня она одела личину либерал-фашизма, на ее основании культивируется русофобия и, конечно же, организуется очередная военная компания и, значит, организуется будущие массовые убийства Третьей мировой.

Некая реальность, названная нами «матрицей », содержит информацию, которая способна сохранять в течение длительного срока возможность оказания разрушительного влияния на психику людей, возможность стимулирования разворота неких повторяющихся трагических сценариев, то есть информацию, которая способна воспроизводить «инстинкты зла».

Как создается эта реальность? На каком языке идет запись информации в матрицу, которая на самом деле есть полевая Книга судеб человека и народа? Можно ли информацию, программирующую зло, информацию, записанную на матрице родовой памяти или памяти больших социальных образований изменить так, чтобы сценарии зла навсегда исчезли бы из истории человечества?

Рискнем предположить, что не столько уничтожение физических носителей зла, сколько стирание записей, порождающих зло в социальном мире, даст основание для формирования светлого будущего человечества.

Другими словами, тайна записей в Книгу жизни человека и социума превращается в ключевой вопрос политической философии.

Эта проблема не может быть решена в принципе без обращения людей к христианству, к Православию...

Генетическая память («память предков», «родовая память») доказана учеными. Ранее она оценивалась лишь на уровне гипотез. Наиболее серьезное отношение она снискала у психологов (гипнотерапевтов). Посредством родовой памяти объяснялось необъяснимое: например, постоянное стрессовое состояние и приступы паники при благополучной жизни (родители пережили концлагерь). Под гипнозом пациенты раскрывали шокирующие подробности ужасов, которых просто не могли знать.

Еще 100 лет назад, Иван Павлов - российский физиолог полагал, что потомками наследуется опыт своих предков, который связан со стрессом и болью. Но до недавних пор, данное предположение не было подтверждено опытным путем.

Лишь в 2013 году произошел прорыв. Исследование, доказавшее предположение Павлова, провели американские ученые Керри Ресслер и Брайан Диас из Медицинского центра Университета Эмори в Атланте (США). Они выявили, что травмирующие данные меняют активность генов посредством химической модификации ДНК. Опыты проводились на мышах, которые передавали память о запахе из поколения в поколение. Статья была впервые опубликована в научном издании Nature Neuroscience.

Во время исследования было установлено, что новорожденные грызуны наследовали от своих родителей ген, отвечающий за врожденные рефлексы. В частности, потомство может бояться определенных запахов, которые не выносят их «родители».

Ученые приучили самца грызунов бояться запаха черемухи, который имеет вещество ацетофенон. Затем от скрещивания этих самцов с самками получили потомство и обнаружили, что мышата тоже боятся запаха черемухи. Притом, что обучение потомства родителями и контакты между поколениями были исключены. К тому же, реакция на «опасный» запах не утрачивалась в следующем поколении и при выведении потомства искусственным осеменением.

Оказывается, травмирующая информация меняет активность генов посредством химической модификации ДНК. Специалисты доказали, что это является биологической, а не социальной передачей информации, и происходит она путем передачи метилирования ДНК по половым клеткам.

Подобная схема характерна только для «отцовской» и «дедовской» памяти, но не для «материнской», поскольку сперматогенез происходит на протяжении всей жизни мужчин, а женщина рождается с полным набором яйцеклеток, и как-то изменить эти гены уже не представляется возможным. Однако в тех же сформированных яйцеклетках женщина хранит родовую память от своего отца, т.е дедушки своего ребенка. К слову сказать, любопытно, что у евреев принято определять истинного еврея именно по матери.

До обнародования данных исследований, были написаны массы книг о родовой памяти. Большая их доля — от психофизиологов и гипнотерапевтов. В качестве косвенных доказательств (в отсутствие опытных) они приводили удивительные и необъяснимые навыки младенцев (например, умение плавать). Рассуждения проходили примерно в следующем ключе:

Сегодня известно, что во время беременности плод в утробе матери около 60% времени видит сны. С точки зрения С.П.Расторгуева, автора книги «Информационная война», это проявляется именно генетическая память, а мозг ее просматривает и обучается. «На изначальную пустоту, которую суждено заполнить эмбриону в материнском чреве, подается генетическая программа, содержащая уже прожитые предками жизни». Благодаря наукам сегодня нам известно, что человеческий зародыш в утробе матери в процессе созревания проходя весь цикл эволюционного развития - от одноклеточного организма до младенца, «вкратце вспоминает всю свою историю, как историю развития живого существа». В результате чего, новорожденый ребенок хранит в себе генетическую память, записанную всеми его историческими предками. К примеру, новорожденный имеет способность держаться на воде сам. Эта способность плавать через месяц теряется. Т.е. дети рождаются с полным арсеналом знаний, бережно сохраненных веками эволюции в генетической памяти. И до 2-х лет у ребенка сохраняется звуковая, зрительная, осязательная генетическая память. К сожалению (или к счастью), по мере роста и обучения, доступ к генетической памяти уменьшается.

Присутствуя в нашей психике, данные генетической памяти, обычно не доступны нам в сознательном осмыслении. Поскольку проявлению этой памяти активно противодействует наше сознание, стремясь оградить психику от «раздвоения личности». Но генетическая память может проявиться во время сна или состояния измененного сознания (гипноз, транс, медитация), когда контроль сознания ослабляется.

В поисках памяти [Возникновение новой науки о человеческой психике] Кандель Эрик Ричард

18. Гены памяти

18. Гены памяти

Три события должны были сойтись, чтобы мой план применить молекулярно-биологические методы для исследования памяти вышел из ночной науки в дневную. Первым был переход в 1974 году в Колледж терапевтов и хирургов Колумбийского университета на место моего учителя Гарри Грундфеста, уходившего на пенсию. Колумбийский университет привлекал меня тем, что это великое учебное заведение с замечательными традициями в области научной медицины, особенно продвинутое в таких областях, как неврология и психиатрия. Основанный как Королевский колледж в 1754 году, он был пятым по счету и первым готовящим врачей университетом на территории Соединенных Штатов. Определяющим фактором для моего решения стало то, что Дениз уже была сотрудницей Колледжа терапевтов и хирургов и мы с ней купили дом в Ривердейле, потому что он находился поблизости от университетского кампуса. Поэтому перейдя из Нью-Йоркского университета в Колумбийский, я стал намного быстрее добираться до работы, а мы с Дениз получили возможность работать в одном университете, но независимо друг от друга.

С моим переходом в Колумбийский университет было связано второе событие - начало сотрудничества с Ричардом Акселем (рис. 18–1). На первом этапе моей карьеры биолога моим наставником был Гарри Грундфест, побудивший меня заняться исследованиями работы нервной системы на клеточном уровне. На втором этапе моим проводником был Джимми Шварц, вместе с которым мы изучали биохимию кратковременной памяти. На третьем же этапе похожую роль предстояло сыграть Ричарду Акселю, совместная работа с которым позволила мне сосредоточиться на том, как диалог между генами нейрона и его синапсами обеспечивает формирование кратковременной памяти.

18–1. Ричард Аксель (р. 1946). с которым я подружился в первые годы совместной работы в Колумбийском университете. Благодаря нашему научному сотрудничеству я научился методам молекулярной биологии, а Ричард занялся нервной системой. В 2004 году Ричард и его коллега Линда Бак (р. 1947), работавшая у него постдоком, получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине за свои классические исследования обоняния. (Из архива Эрика Канделя).

Мы с Ричардом познакомились в 1977 году на заседании комиссии по приему сотрудников на постоянную работу. В конце этого заседания он подошел ко мне и сказал: «Мне надоело без конца заниматься клонированием генов. Я хочу заняться чем-нибудь, связанным с нервной системой. Нам надо поговорить и, может быть, сделать что-то по молекулярной биологии ходьбы». Это предложение было далеко не таким наивным и грандиозным, как высказанное мной Грундфесту намерение исследовать биологические основы - «я», «оно» и «сверх-я». Тем не менее я вынужден был сказать Ричарду, что в тот момент ходьба была, вероятно, еще недоступна для молекулярно-биологических исследований. По-видимому, более посильной задачей было бы исследовать какую-то простую поведенческую реакцию у аплизии, например втягивание жабр, выделение чернильной жидкости или откладку яиц.

Когда я лучше познакомился с Ричардом, я быстро оценил, какой он интересный, умный и великодушный человек. Роберт Вайнберг в своей книге об истоках раковых заболеваний превосходно описывает любознательность Ричарда и остроту его ума: «У Акселя, высокого, тощего и сутулого, было яркое угловатое лицо, делавшееся еще ярче благодаря очкам в серебристой оправе, в которых он всегда ходил. Аксель <…> позволил мне открыть так называемый „синдром Акселя“, который я изучил путем тщательных наблюдений и затем при случае описывал сотрудникам своей лаборатории. Я впервые обратил внимание на этот синдром во время нескольких научных заседаний, на которых Аксель присутствовал в качестве слушателя. Он садился в первом ряду и внимательно вслушивался в каждое слово, доносившееся с кафедры. Затем он задавал глубокие, проницательные вопросы, которые формулировал медленно, с расстановкой, произнося каждый слог отчетливо и внятно. Его вопросы неизменно проникали в самую суть доклада, вскрывая слабые места в данных или доводах докладчика. Перспектива получить от Акселя каверзный вопрос очень нервировала тех, у кого не все было в порядке с собственными научными результатами».

На самом деле очки у Акселя были в золотистой оправе, но в остальном это очень меткое описание. Помимо добавления «синдрома Акселя» в анналы науки Ричард внес весомый вклад в методологию работы с рекомбинантной ДНК. Он разработал общий метод внедрения любого гена в любую клетку в тканевой культуре. Этот метод, названный котрансфекцией, широко используется как в научных исследованиях, так и в фармацевтике для производства лекарств.

Ричард, как и я, был опероманом, и вскоре после того, как мы с ним подружились, мы стали вместе ходить в оперу, причем всегда без билетов. Во время первого такого похода мы попали на вагнеровскую «Валькирию». Ричард настоял на том, чтобы мы вошли в театр через нижний вход, связанный с гаражом. Билетер, проверявший билеты у этого входа, сразу узнал Ричарда и пропустил нас. Мы прошли к первым рядам партера и стояли у стенки, пока не начал гаснуть свет. Тогда к нам подошел другой билетер, который тоже узнал Ричарда, когда мы вошли, и указал два свободных места. Ричард незаметно передал ему какие-то деньги, причем наотрез отказался сообщить мне сколько. Это был чудесный спектакль, но время от времени меня прошибал холодный пот при мысли, что на следующий день я увижу в «Нью-Йорк таймс» заголовок: «Два профессора Колумбийского университета пробрались в Метрополитен-опера без билета».

Вскоре после начала нашего сотрудничества Ричард спросил людей, работавших в его лаборатории: «Кто-нибудь хочет учиться нейробиологии?» Такое желание изъявил только Ричард Шеллер, который стал нашим общим постдоком. Шеллер оказался для нас очень ценным приобретением: он был человеком творческим и смелым, о чем говорило его добровольное решение заняться нервной системой. Кроме того, он хорошо разбирался в генной инженерии: внес существенный вклад в методологию этой области, еще будучи аспирантом, и охотно помогал мне учиться молекулярной биологии.

Когда мы с Ирвингом Купферманом исследовали роль различных клеток и их групп в поведении аплизии, мы нашли две симметричные группы нейронов, каждый из которых содержит около двухсот одинаковых клеток, которые мы назвали пазушными клетками (bag cells). Ирвинг обнаружил, что пазушные клетки выделяют гормон, стимулирующий откладку яиц - инстинктивную, устойчивую форму сложного поведения. Яйца аплизии упакованы в длинные желеобразные шнуры, в каждом из которых содержится миллион или больше яиц. В ответ на действие гормона откладки яиц аплизия выделяет яйцевой шнур из отверстия половой системы, расположенного рядом с головой. При этом у нее повышаются частота сердцебиения и интенсивность дыхания. Затем она подхватывает выходящий яйцевой шнур ртом и двигает головой взад и вперед, вытягивая его из полового протока, скатывает в шарик и закрепляет на камне или какой-нибудь водоросли.

Шеллеру удалось выделить ген, управляющий откладкой яиц, и показать, что ген кодирует пептидный гормон, то есть короткую цепочку аминокислот, и экспрессируется в пазушных клетках. Шеллер синтезировал этот гормон, ввел его аплизии и пронаблюдал за тем, как тот запускает ритуал откладки яиц животного. Это было необычайное достижение, потому что оно показывало, что одна короткая цепочка аминокислот может запускать сложную последовательность поведенческих реакций. Наши с Акселем и Шеллером совместные исследования молекулярной биологии такой сложной формы поведения, как откладка яиц, привели их обоих в нейробиологию и укрепили мое стремление проникнуть еще дальше в лабиринты молекулярной биологии.

Наши исследования обучения и памяти, проведенные в начале семидесятых, связали клеточную нейробиологию с обучением простой форме поведения. Моя совместная работа с Шеллером и Акселем, которая началась в конце семидесятых, убедила и меня, и Акселя, что молекулярная биология, нейробиология и психология могут соединиться и образовать новую молекулярную науку о поведении. Мы высказали это во введении к нашей первой статье о молекулярной биологии откладки яиц: «На материале аплизии мы описываем удобную экспериментальную систему для исследования структуры, экспрессии и модуляции генов, кодирующих пептидный гормон, обладающий известной поведенческой функцией».

В ходе выполнения совместного проекта я познакомился с методами работы с рекомбинантной ДНК, которые сыграли ключевую роль в моих последующих исследованиях долговременной памяти. Кроме того, мое сотрудничество с Акселем положило начало крепкой научной и личной дружбе. Поэтому я был обрадован и не удивлен, когда 10 декабря 2004 года, через четыре года после того, как мои исследования были отмечены Нобелевским комитетом, я узнал, что Ричарду и Линде Бак, в прошлом работавшей у него постдоком, присуждена Нобелевская премия по физиологии и медицине за их выдающиеся работы в области молекулярной нейробиологии. Ричард и Линда вместе сделали поразительное открытие, что в носу мышей имеется около тысячи различных обонятельных рецепторов. Таким огромным набором рецепторов (существования которого никто не предполагал) и объясняется наша способность улавливать тысячи специфических запахов. Это открытие доказало, что значительная часть выполняемого нашей нервной системой анализа запахов осуществляется рецепторами носовой полости. Впоследствии Ричард и Линда независимо использовали эти рецепторы, чтобы продемонстрировать точность связей между нейронами обонятельной системы.

Последнее событие из тех трех, которые помогли мне освоить методы молекулярной биологии и использовать их для изучения памяти, случилось в 1983 году, когда Дональд Фредриксон, недавно назначенный президентом Медицинского института Говарда Хьюза, попросил Шварца, Акселя и меня составить основу группы, занимающейся новой наукой о психике - молекулярной биологией когнитивных функций. Каждая группа ученых, работу которых в университетах и других научных учреждениях страны поддерживает этот институт, называется по месту ее расположения. Так мы стали Медицинским институтом Говарда Хьюза при Колумбийском университете.

Говард Хьюз был творческим и эксцентричным человеком - промышленником, продюсером фильмов, конструктором и пилотом самолетов, на которых он участвовал в соревнованиях. От своего отца он унаследовал значительную долю акций компании Hughes Tool Company и построил на ее основе промышленную империю. В рамках этой производившей инструменты компании он организовал авиастроительное отделение, Hughes Aircraft Company, ставшее одним из основных подрядчиков Министерства обороны. В 1953 году он передал эту компанию Медицинскому институту Говарда Хьюза - научно-исследовательскому медицинскому учреждению, которое только что основал. К 1984 году; через восемь лет после его смерти, институт стал крупнейшей частной организацией, поддерживающей биомедицинские исследования в Соединенных Штатах. К 2004 году институтский фонд превысил и млрд долларов, институт поддерживал 350 исследователей во множестве университетов Соединенных Штатов. Около ста из этих ученых были членами Национальной академии наук, а десять - лауреатами Нобелевской премии.

Девиз Медицинского института Говарда Хьюза - «Люди, а не проекты». В институте убеждены, что наука процветает тогда, когда выдающимся исследователям предоставляют как ресурсы, так и интеллектуальную свободу для выполнения смелых, передовых работ. В 1983 году в институте стартовали три инициативы: в областях нейробиологии, генетики и регуляции обмена веществ. Меня пригласили на должность старшего исследователя нейробиологической инициативы, и обеспеченные мне институтом возможности сыграли огромную роль как в моей научной карьере, как и в карьере Ричарда Акселя.

Новообразованный институт дал нам возможность нанять Тома Джесселла и Гэри Струла из Гарварда и убедить остаться Стивена Зигельбаума, который собирался уходить из Колумбийского университета. Это были чудесные кадры для нашей хьюзовской группы и Центра нейробиологических и поведенческих исследований. Джесселл вскоре стал ведущим специалистом по развитию нервной системы позвоночных. Серия проведенных им блестящих исследований позволила выявить гены, обеспечивающие индивидуальные особенности разных нейронов спинного мозга (тех самых, которыми занимались Шеррингтон и Экклс). Затем он показал, что эти гены также управляют вырастанием аксонов и образованием синапсов. Зигельбаум успешно использовал свои замечательные открытия, связанные с ионными каналами, для изучения того, как каналы управляют возбудимостью нейронов и силой синаптических связей и как то и другое модулируется в результате работы и под действием различных модуляторных нейромедиаторов. Струл разработал оригинальный генетический подход к работе с дрозофилой, позволяющий изучать, как в ходе развития этой плодовой мухи формируется строение ее тела.

Теперь, имея в распоряжении методы молекулярной биологии и финансирование Медицинского института Говарда Хьюза, мы могли заняться проблемами генов и памяти. Моя экспериментальная стратегия начиная с 1961 года состояла в том, чтобы улавливать простые формы памяти в наименьших возможных популяциях нейронов и использовать множество микроэлектродов для отслеживания активности задействованных клеток. Мы научились регистрировать сигналы отдельных сенсорных нейронов и мотонейронов в течение нескольких часов у интактного животного, что прекрасно подходило для исследования кратковременной памяти. Но для работы с долговременной памятью нам нужна была возможность регистрировать такие сигналы в течение дня или нескольких дней. Для этого требовался новый подход, и я обратился к тканевым культурам сенсорных нейронов и мотонейронов.

Сенсорные нейроны и мотонейроны нельзя просто так извлечь из взрослого организма и выращивать в лаборатории, потому что зрелые нейроны плохо выживают в культуре. Вместо этого нейроны нужно извлекать из нервной системы очень молодых животных и обеспечивать им среду, в которой они могут вырасти в зрелые клетки. Важнейший шаг в этом направлении сделал наш аспирант Арнольд Кригштейн. Перед самым переходом лаборатории в Колумбийский университет Кригштейн научился выращивать аплизий в лабораторных условиях от эмбриональной стадии, заключенной в яйце, до взрослого организма, чего биологам не удавалось добиться на протяжении почти ста лет.

По мере роста аплизия превращается из прозрачной свободноплавающей личинки, которая питается одноклеточными водорослями, в ползающего, питающегося многоклеточными водорослями ювенильного моллюска - уменьшенное подобие взрослого организма. Для того чтобы с личинкой произошло это радикальное изменение строения тела, она должна какое-то время сидеть на многоклеточной водоросли определенного вида и подвергаться воздействию особого вещества. Никому не удавалось пронаблюдать это превращение в природе, поэтому никто не знал, что требуется. Кригштейн наблюдал за личинками аплизий в их естественной среде и заметил, что они часто садятся на красную водоросль определенного вида. Когда он испытал эту водоросль в лаборатории, предоставив личинкам возможность садиться на нее, он обнаружил, что они превращаются в ювенильных моллюсков (рис. 18–2). Те из нас, кто присутствовал на замечательном семинаре, проведенном Кригштейном в декабре 1973 года, не скоро забудут его описание того, как личинки находят эту водоросль, которая называется Laurencia pacifica, садятся на нее и извлекают из нее вещества, необходимые для включения механизма превращения. Я помню, что, когда Кригштейн показал нам первые фотографии крошечных ювенильных моллюсков, я сказал про себя: «Дети всегда такие красивые!»

18–2. Жизненный цикл аплизии. Личинки аплизии сидят на красной водоросли определенного вида (Laurencia pacifica) и извлекают из нее вещества, необходимые для включения механизма превращения в ювенильного моллюска. (Рисунок перепечатан из книги: Е. R. Kandel, Cellular Basis of Behavior, IV. H. Freeman and Company, 1976).

После сделанного Кригштейном открытия мы начали выращивать эту водоросль и вскоре получили достаточное число ювенильных моллюсков, чтобы выращивать в культуре клетки нервной системы. Следующую принципиальную задачу - научиться выращивать конкретные нейроны в культуре и добиваться того, чтобы они образовывали синапсы, - взял на себя мой бывший студент Сэмюел Шахер, специалист по клеточной биологии. Шахеру, работавшему вместе с двумя постдоками, вскоре удалось культивировать конкретные сенсорные нейроны, мотонейроны и интернейроны, задействованные в рефлексе втягивания жабр (рис. 18–3).

18–3. Использование конкретных нейронов, выращиваемых в лаборатории, для изучения долговременной памяти. Отдельные сенсорные нейроны, мотонейроны и выделяющие серотонин модуляторные интернейроны, выращиваемые в культуре, образуют синапсы, воспроизводя простейшие нейронные цепи, обеспечивающие и модулирующие рефлекс втягивания жабр. Эта простая, подверженная обучению нейронная цепь (первая полученная в культуре клеток) дала нам возможность исследовать молекулярно-биологические основы долговременной памяти. (Фото любезно предоставил Сэм Шахер).

Теперь все элементы подверженной обучению нейронной цепи имелись у нас в клеточной культуре. Эта цепь позволяла исследовать компоненты хранения памяти, сосредоточившись на отдельном сенсорном нейроне и отдельном мотонейроне. Эксперименты показали, что выделенные из организма сенсорные нейроны и мотонейроны образуют в культуре в точности такие же синаптические связи и демонстрируют такое же физиологическое поведение, как в организме интактного животного. В природе удар током в заднюю часть тела вызывает активацию модуляторных интернейронов, которые выделяют серотонин, тем самым усиливая связь сенсорных нейронов с мотонейронами. Поскольку мы уже знали, что эти модуляторные интернейроны выделяют серотонин, после нескольких экспериментов мы установили, что незачем выращивать их в культуре. Мы просто вводили серотонин в культуру клеток рядом с синапсами, соединяющими сенсорные нейроны с мотонейронами, - именно там, где у интактных животных окончания модуляторных интернейронов подходят к сенсорным нейронам и выделяют серотонин. Одно из величайших наслаждений ученого, долгое время работающего с одной и той же биологической системой, связано с тем, что сегодняшние открытия становятся орудием завтрашних экспериментов. Наши многолетние исследования этой нейронной цепи и умение выделять ключевые химические сигналы, передающиеся в пределах этой цепи от клетки к клетке и внутри клеток, позволили воспользоваться теми же сигналами для манипуляций с этой системой и более глубокого ее изучения.

Мы обнаружили, что непродолжительное однократное введение серотонина на несколько минут усиливает синаптическую связь сенсорного нейрона с мотонейроном, увеличивая выделение серотонина сенсорной клеткой. Как и у интактного животного, это кратковременное усиление синаптической связи представляет собой функциональное изменение и не требует синтеза новых белков. Пятикратное введение серотонина, имитирующее пятикратный удар током, напротив, усиливает синаптическую связь на несколько дней и приводит к отрастанию новых синаптических связей, то есть вызывает анатомические изменения, требующие синтеза новых белков (рис. 18–4). Этот результат показывал, что мы можем вызывать образование новых синапсов у сенсорного нейрона, растущего в культуре, но нам по-прежнему нужно было выяснить, какие белки задействованы в формировании долговременной памяти.

18–4. Изменения в отдельном сенсорном нейроне и отдельном мотонейроне, лежащие в основе кратковременной и долговременной памяти.

Тогда моя научная карьера сплелась с одним из величайших интеллектуальных приключений современной биологии - распутыванием молекулярного механизма регуляции работы генов, единиц хранения закодированной информации, лежащей в основе всего живого на планете.

Это приключение началось в 1961 году, когда Франсуа Жакоб и Жак Моно из парижского Института Пастера опубликовали статью, озаглавленную «Генетические регуляторные механизмы и синтез белка». Используя в качестве модельного объекта бактерий, они сделали замечательное открытие, что работа генов может регулироваться, то есть включаться и выключаться, как водопроводный кран.

Жакоб и Моно высказали предположение, известное нам теперь как факт, что даже у сложных организмов, таких как человеческий, почти каждый ген, входящий в состав генома, присутствует в каждой клетке тела. У каждой клетки в ядре содержатся все хромосомы организма, а значит, и все гены, необходимые для развития этого организма. Из чего следовал принципиальный для биологии вопрос: почему гены не функционируют одинаково в каждой клетке тела? Жакоб и Моно выдвинули гипотезу, которая в итоге полностью подтвердилась, что клетка печени является клеткой печени, а клетка мозга - клеткой мозга потому, что в клетках каждого типа включены (экспрессируются) только некоторые из генов, а все остальные выключены (репрессированы). Поэтому клетки каждого типа содержат собственный неповторимый набор белков - подмножество всех белков, которые в принципе могут синтезировать клетки организма. Этот набор белков и позволяет клеткам выполнять особенные биологические функции.

Гены включаются и выключаются по мере надобности, обеспечивая оптимальную работу всей клетки. Некоторые остаются выключенными на протяжении большей части жизни организма, другие, например задействованные в выработке энергии, всегда включены, потому что кодируемые ими белки жизненно важны для клетки. Но в клетках каждого типа одни гены экспрессируются лишь в определенное время, а другие включаются и выключаются в ответ на сигналы, поступающие из самого организма или из окружающей среды. Из этих доводов у меня в голове однажды вечером родилась светлая мысль: что есть обучение, как не набор сенсорных сигналов, поступающих из окружающей среды, так что сенсорные сигналы разного типа (или поступающие в разной последовательности) обеспечивают разные формы обучения?

Какие сигналы регулируют работу генов? Каким образом гены включаются и выключаются? Жакоб и Моно установили, что у бактерий гены включаются и выключаются другими генами. В связи с этим они выделили две разновидности генов: структурные и регуляторные. Структурные гены кодируют функциональные белки, определяющие структуру и функции клетки, такие как ферменты и ионные каналы. Регуляторные гены кодируют так называемые регуляторные белки, которые включают и выключают структурные гены. Затем Жакоб и Моно задались вопросом, как регуляторные белки действуют на структурные гены. Они предположили, что на отрезке ДНК, где находится каждый структурный ген, имеется не только участок, который кодирует определенный белок, но и регуляторный участок - особое место, которое теперь называют промотором. Регуляторные белки связываются с промоторами структурных генов, тем самым определяя, будет ли данный структурный ген включен или выключен.

Чтобы структурный ген мог включиться, регуляторные белки должны собраться на его промоторе и помочь отделить друг от друга две цепочки ДНК. После этого информация с одной из этих цепочек копируется на информационную РНК. Этот процесс называют транскрипцией. Информационная РНК выносит содержащиеся в гене инструкции для синтеза белка из ядра в цитоплазму клетки, где структуры, называемые рибосомами, синтезируют белок согласно этим инструкциям, осуществляя так называемую трансляцию. После того как с гена считывается записанная в нем информация, две цепочки ДНК снова сцепляются, и ген остается выключенным, пока регуляторные белки снова не запустят его транскрипцию.

Жакоб и Моно не только разработали основы теории регуляции работы генов, но и открыли регуляторные гены, участвующие в этом процессе. Есть две разновидности таких генов: репрессоры, кодирующие регуляторные белки, которые выключают структурные гены, и, как показали последующие исследования, активаторы, кодирующие регуляторные белки, которые включают структурные гены. Путем блестящих рассуждений и остроумных генетических экспериментов Жакоб и Моно выяснили, что, когда в распоряжении обыкновенной бактерии кишечной палочки, живущей у нас в кишечнике, имеется богатый запас одного из источников ее пищи - сахара лактозы, у нее включается ген, который кодирует фермент, позволяющий переваривать лактозу. Когда же лактоза кончается, ген этого пищеварительного фермента внезапно выключается. Как это происходит?

Жакоб и Моно установили, что в отсутствие лактозы ген-репрессор кодирует белок, который связывается с промотором гена пищеварительного фермента, не давая информации считываться с ДНК этого гена. Когда же они вновь добавляли лактозу в среду, на которой выращивали этих бактерий, лактоза входила в клетки и связывалась с белком-репрессором, из-за чего он отпадал от промотора. В результате промотор оставался свободным и мог связываться с белками, кодируемыми геном-активатором. Белки-активаторы включали структурный ген и обеспечивали синтез фермента, позволяющего бактерии усваивать лактозу.

Результаты этих исследований свидетельствовали о том, что кишечная палочка способна подстраивать интенсивность транскрипции генов в соответствии с поступающими извне сигналами. Дальнейшие исследования показали, что, когда эта бактерия оказывается в среде с небольшим содержанием глюкозы, в ней начинается синтез циклического АМФ, который запускает процесс, позволяющий клетке переваривать в первую очередь именно этот, более питательный сахар.

Открытие того, что работа генов может регулироваться в соответствии с потребностями клетки и условиями среды за счет сигнальных молекул, поступающих извне (как молекулы разных сахаров), а также изнутри (как вторичные посредники, например циклический АМФ), произвело революцию в моих мыслях. Оно заставило меня переформулировать в молекулярных терминах вопрос о том, как кратковременная память преобразуется в долговременную. Теперь мой вопрос состоял в том, какова природа регуляторных генов, задействованных в определенных формах обучения, то есть реагирующих на сигналы, поступающие извне, а также в том, как эти регуляторные гены переводят кратковременные синаптические изменения, необходимые для кратковременной памяти, в долговременные синаптические изменения, необходимые для долговременной.

Наши эксперименты, поставленные на беспозвоночных, как и некоторые другие, поставленные на позвоночных, продемонстрировали, что долговременная память требует синтеза новых белков. Эти результаты указывали, что механизмы хранения памяти, судя по всему, похожи у всех животных. Кроме того, Крейг Бейли сделал замечательное открытие, что долговременная память у аплизии сохраняется потому, что сенсорные нейроны отращивают себе новые окончания аксонов, тем самым усиливая свои синаптические связи с мотонейронами. Но по-прежнему оставалось тайной, что именно позволяет переводить какие-то кратковременные воспоминания в долговременную память. Быть может, характер действия раздражителей, вызывающий долговременную сенсибилизацию, делает это за счет активации определенных регуляторных генов, и кодируемые ими белки заставляют структурные гены запустить механизм образования новых окончаний аксона?

Изучая живые сенсорные нейроны и мотонейроны в культуре, мы редуцировали исследуемую нами поведенческую систему в достаточной степени, чтобы заняться этими вопросами. Мы установили, что принципиальный компонент долговременной памяти заключен в синаптической связи между двумя клетками. Теперь мы могли использовать метод рекомбинантной ДНК, чтобы ответить на вопрос, отвечают ли за включение и поддержание долговременного усиления этой связи определенные регуляторные гены.

Примерно в это время мои исследования начали получать официальное признание. В 1983 году я разделил с Верионом Маунткаслом премию Ласкера за фундаментальные медицинские исследования - самую престижную из естественнонаучных премий, присуждаемых в Соединенных Штатах - и получил свою первую почетную степень от Иудейской теологической семинарии в Нью-Йорке. Меня поразило, что там вообще знали о моих исследованиях. Подозреваю, что они узнали о них от моего коллеги Мортимера Остоу - одного из тех психоаналитиков, благодаря которым я заинтересовался связью психоанализа и мозга.

К тому времени мой отец уже умер, но мама пришла на церемонию награждения, где ректор семинарии Герсон Коэн в своей вступительной речи упомянул, что я получил хорошее образование на иврите в Еврейской школе Флэтбуша, и это наполнило гордостью сердце моей мамы. Я думаю, что для нее, быть может, важнее было признание того, что ее отец, мой дедушка, хорошо научил меня ивриту, чем престижная премия Ласкера, которую я получил.